– Что вы знаете о ЛСД? – спросила она с легкой усмешкой, которая ему очень понравилась.
– Крайне мало, – признался он. – Пробовал дважды – впервые два года назад, а раз – в прошлом году. В некотором смысле я почувствовал себ лучше. Он прочистил голову... по крайней мере, мне так показалось. После этого всякой дряни в голове вроде стало меньше. Но я не хотел бы привыкать к нему. Мне не нравится ощущение потери контроля над собой. Можно угостить вас кока-колой?
– Хорошо, – согласилась она, и они вместе пошли к зданию студенческого клуба.
Он купил две бутылки кока-колы, и они провели остаток дня вместе. Вечером выпили по несколько кружек пива в местной забегаловке. Оказалось, она хочет разбежаться с другом и не знает, как вести себя в этих обстоятельствах. Он, видимо, вообразил, что они уже женаты, рассказала она Энди, и категорически запретил ей участвовать в эксперименте Уэнлесса. Именно поэтому она не отказалась, подписала анкету и теперь готова на все, хотя и страшновато.
– Этот Уэнлесс действительно смахивает на сумасшедшего доктора, – сказала она, рисуя пивной кружкой круги на столе.
– Как вам нравится фокус с сигаретами? Вики хихикнула:
– Довольно странный способ бросить курить, а? Он спросил, не зайти ли за ней утром в день эксперимента. Она охотно согласилась.
– Хорошо пойти туда вместе с другом, – сказала она и посмотрела на него ясными голубыми глазами. – Знаете, я действительно немного боюсь. Джордж был так... – как это сказать?.. – непреклонен.
– Почему? Что он говорил?
– В том-то и дело, – сказала Вики. – Он, по сути, ничего не говорил, кроме того, что не доверяет Уэнлессу и вряд ли кто в отделении доверяет ему, но многие записываются на его опыты, потому что он руководит подготовкой выпускников. К тому же это безопасно: Уэнлесс своих учеников отсеивает. Он потянулся через стол, коснулся ее руки.
– Как бы то ни было, мы оба, возможно, получим дистиллированную воду, – сказал он. – Не волнуйся, крошка. Все в порядке. Оказалось, все совсем не в порядке. Совсем.
Олбани
аэропорт Олбани мистер
эй, мистер, приехали
Трясущая его рука. Голова болтается на шее. Ужасная головная боль – боже! Тупая, стреляющая боль. – Эй, мистер, мы в аэропорту.
Энди открыл глаза, тут же закрыл перед ослепительным светом ртутного фонаря. Раздался чудовищный, ревущий вой, он нарастал, нарастал, нарастал, Энди содрогнулся от него. В уши словно втыкали стальные вязальные спицы. Самолет. Взлетает. Это дошло сквозь красный туман боли. О да, теперь все это доходит до меня, доктор.
– Мистер? – Таксист казался обеспокоенным. – Мистер, как вы себ чувствуете?
– Голова болит. – Голос его, казалось, звучит откуда-то издалека, погребенный под звуком милосердно затихающего реактивного двигателя. – Который час?
– Почти полночь. Движение замирает. Не говорите, сам скажу. Автобусов не будет, если вы собрались куда-то. Вас не отвезти домой?
Энди попытался вспомнить байку, рассказанную таксисту. Необходимо ее вспомнить, несмотря на головную боль. Стоит ему сказать что-то противоречащее тому, что он говорил раньше, и в голове таксиста возникнет вторичная реакция. Может, она пройдет сама собой, скорее всего пройдет, а может, и нет. Таксист ухватится за какой-то момент, зациклится на нем, подчинится этой мысли, а затем она будет просто разрывать ему мозг. Так уж случалось.
– Моя машина на стоянке, – сказал Энди. – Не беспокойтесь.
– А-а, – таксист облегченно улыбнулся. – Знаете, Глин просто не поверит всему этому. Эй! Не говорите, сам...
– Конечно, поверит. Вы же верите, да? Водитель расплылся в улыбке:
– У меня крупная купюра для доказательства, мистер. Спасибо.
– Вам спасибо, – сказал Энди. Трудно, но нужно быть вежливым. Трудно, но нужно продолжать. Ради Чарли. Будь он один, давно покончил бы с собой. Человек не приспособлен к такой боли.
– Вы уверены, что в порядке, мистер? У вас ужасно бледный вид.
– Все хорошо, спасибо. – Он стал будить Чарли. – Эй, ребенок. – Не хотел произносить ее имени. Может, зря, но осторожность, подобно дыханию, стала для него естественной. – Проснись, мы приехали.
Чарли что-то забормотала, попыталась увернуться от него.
– Давай, кукляшка. Проснись, малышка.
Веки Чарли, задрожав, поднялись и открыли ясные голубые глаза, унаследованные от матери, – она села, потирая лицо.
– Папочка? Где мы?
– Олбани, малышка, аэропорт. – И, наклонившись поближе к ней, он пробормотал: – Ничего больше не говори.
– Хорошо. – Она улыбнулась водителю такси, тот ответил улыбкой. Она выскользнула из машины, Энди, стараясь не споткнуться, последовал за ней.
– Еще раз спасибо, – сказал таксист. – Послушайте-ка, эй. Вы – замечательный пассажир. Не говорите, сам скажу. Энди пожал протянутую руку:
– Будьте осторожны.
– Буду. Глин не поверит, что все это – правда. Таксист влез в машину и отъехал от кромки тротуара, окрашенной желтой краской. Еще один самолет взмывал в воздух, моторы ревели, Энди чувствовал, что его голова раскалывается пополам и готова упасть на тротуар, подобно пустой тыкве. Он споткнулся, и Чарли положила ладони на его руку.
– Ой, папочка, – сказала она. Голос ее доносился издалека.
– Войдем. Я должен присесть.
Они вошли – маленькая девочка в красных брючках, зеленой блузке и крупный сгорбившийся мужчина с растрепанными темными волосами. Какой-то служитель аэропорта посмотрел на них и подумал: это же сущий грех – бугай, бродит после полуночи, судя по всему пьян, как сапожник, с маленькой дочкой, ведущей его, как собакаповодырь, а ведь она давно должна спать. Таких родителей надо стерилизовать, подумал служитель.